Июнь тысяча девятьсот восемьдесят второго года, мы с двумя одноклассниками пришли в дом дяди Шалдамбека. После возвращения из армии в село главный долг — это навестить родственников, поздороваться с ними. Мой близкий друг детства Жандос был молочным братом Шалдамбека. Последний раз мы виделись с Жандосом, когда он вместе с отцом приехал поступать в Алматы. Жандос позвонил мне в общежитие и передал через вахтера, в каком месте, в какое время они будут. В одном письме Жандос писал, что приезжает учиться в Алматы, чтобы осуществить свою мечту — стать художником. Разве это не прекрасное время? Переписывались, делились мыслями. В то время такая переписка не всегда была доступна, зачастую мы говорили по телефону и сообщали только необходимую информацию. На бумаге, как известно, пишется столько слов, сколько написано. Удивительно, но письмо имело свой запах. Мы с другом с пачкой фотографий в руках гуляли по Алматы около четырех-пяти часов. Как оказалось, эта встреча была последней. Мы тогда знали, что это не только встреча одноклассников, но и время, проведенное с другом детства. В конце семидесятых, когда повсюду вывешивались символы и талисманы олимпиады в Москве, мы вспоминали времена, когда рисовали свои рисунки одним лишь карандашом. В селе, как и сейчас, было две школы. Ребята с удивлением поглядывали на девочек из другой школы, вспоминали о том, как они впервые побрились. Как и раньше, мы читали стихи. Жандос по моей просьбе дважды прочитал стихотворение «Отчего у меня кривая шея» поэта-сатирика Оспанхана, которое ему нравилось. Я до сих пор не могу воспринимать это стихотворение, если его читает кто-то, кроме Жандоса. Казахи, проходившие мимо нас, останавливались и изумлялись, когда видели, что он читает, согнув короткую, длинную шею набок и язык нарочно, некоторые из них даже спрашивали, не Оспанхан-ага ли это… Может быть, я неправильно понял их, и я ответил, когда они шепотом спросили, чей это стих…
Он также читал стихи Толегена Айбергенова, я читал у Абая и Султан-Махмуда. Аульские дети воспринимают любую громкую новость, как будто это произошло в их родном доме. Когда в городе Шу построили телебашню, и стали показывать каналы Москвы и Фрунзе, нашей радости не было предела. А для Жандоса, будущего художника, было большой честью, что в Шокпаре был написан черновик известного произведения Абильхана Кастеева «Турксиб». Может быть, Жандос стал бы всемирно известным художником, как А.Кастеев.
После окончания АПТУ я стал учеником (практикантом) В.Баковича, который водил ДТ-74 во второй бригаде. В то время жители села радовались вместе с родителями, когда ребенок из их аула поступал на учебу. Я имею в виду, когда сын Баковича поступил в военное училище в Саратове и приехал в аул в форме, мы обрадовались, как родному брату, шли с ним рядом, взяв его за руку.
Не могу забыть одну сцену, когда я вечером пришел с работы и сел ужинать. Ко мне в дом зашел дядя Тастанбай, он был участковым инспектором села. Отец сказал ему, что я тракторист, и мы сеем урожай. Возможно, по интонации слов моего отца он, должно быть, почувствовал, что его не устраивает выбранная мною профессия. Брат Тастанбай похвалил меня и сказал: «Разве эти молодые люди не хозяева будущего края и страны?». Он выразил свою благодарность. Я понял, что мое духовное пространство перевернулось сразу после его слов. Конечно, я не мог сказать, что продолжу учебу и приложу усилия для осуществления мечты, которую от меня ждали. Так разговаривать с отцом, выкладывать линию какого-то разговора можно только через нашу маму, — писал Бахытжан ага в своей книге «Явление синего таутека». Даже если мы разговаривали с мамой, мы оправдывались и делали предположения.
Позже, когда мы были в другом городе, если бы мы увидели в небе самолет, мы бы гордились тем, что летит наш аульский парень Кауан ага. Его освоение «большой техники» тоже стало праздником для нашего села. Мы воспринимали успехи всех жителей аула как наш собственный. А когда пел ансамбль «Гульдер», все, от малого ребенка до сгорбленного старика стремились воочию увидеть Галину Карамолдаеву. Какое прекрасное было время.
Бригадой руководил Айдай ага, после того, как его бригада закончила сев сельскохозяйственных культур, я стал учеником (стажером) Жакаша в бригаде «Кара Тобе» под руководством А.Дриса, Жакаш ага также водил трактор ТД-74. Он хорошо знал, что мы с Жандосом близкие друзья. Его невестка давала нам деньги на билеты в кино. Жандос жил с братом Мукашем на нынешней улице А.Молдагуловой. Моя единственная невестка называла моего друга «Мырза джигит».
Его брат всегда хвастался, что он умный, не такой, как они.
Жандос отвечал на множество вопросов о том, какие девушки ему нравятся и с кем он хотел бы встречаться после школы. В то время пойти в кино с девушкой было делом необычным. После окончания политехникума, когда я приехал в деревню, я две недели проработал в строительном управлении поселка и строил дом. Там хозяином был младший брат Жандоса Камшибек, и из его рассказа было видно, что он скучает по младшему брату, который был в армии. Он взял меня к себе в бригаду, я все время был с ним, и он постоянно рассказывал о своем младшем брате. Я был поражен его мастерством. Только писатель может сравниться с удивительными способностями, которые он проявил, особенно, когда покрывал крышу дома. Работы, которые можно определить только профессиональным (уровень, транспортир, угломер, пирометр) оборудованием, он делал на глаз. И всей бригадой вызывали Камшибека ага, чтобы он отмерил «диагональ». Когда мы говорим о великих ученых, мы не думаем о чудесных тайнах и возможностях людей из аула, таких, как мой брат. В свободное время мы вместе читали книги и рисовали.
Мы с Жандосом были постоянными читателями двух сельских библиотек. Мой друг посоветовал мне, какую книгу выбрать в следующий раз, при этом Жандос уже прочитал эти книги. Сейчас такого порядка нет, а тогда нужно было записать и кратко рассказать содержание книги библиотекарю. Мой друг прочитал все книги в нашем доме. На данный момент в моей личной библиотеке более семи тысяч книг, и когда я смотрю на книги, я вспоминаю яркий образ своего друга.
После того, как Жандос заканчивал рисовать, мы прятались от взрослых и вспомнили времена, когда читали «Махаббат қызық мол жылдар», «Қиядағы қайың», «Тысяча и одна ночь», рубаяты Омара Хайяма и мы снова оценивали героев книг, при этом наша нынешняя оценка отличалась от предыдущей. Мы посидели в парке 28 Панфиловцев и немного поболтали. Мы поскакали по «голубому небу сердца» и отпустили поводья…
Жандос, мечтавший написать «Вечный огонь», напомнил мне об этом, тут же собрался, отложил мольберт, который нес, и некоторое время молча рисовал. Глядя на своего друга, я не мог скрыть мысли, что это и есть будущая культура. Мы смеялись. Он сказал, что всегда мечтал приходить в этот парк и рисовать. Он добавил картину, которую написал, к своим работам для отправки в школу. Мой друг мог передать языком философии, что рисунок, который он рисовал кистью, — то, что он писал, было в одной энергетической связи с его рукой. Конечно, если энергетическое пространство сердца, рук и глаз не в гармонии, то работы не получится. В то время, когда он рисовал, он как будто уходил из жизни, а когда вырос, я понял, что такие удивительные способности природа не дает просто так. Вы были бы удивлены, увидев подготовленную бумагу и ручку. Сквозь карандаш было видно, что биение его сердца переходило на бумагу и продолжалось в рисунке. Всю работу он делал очень аккуратно, а когда писал картину, вид у него был совершенно другой, он как будто светился. Мне было интересно, сможет ли он разговаривать с мольбертом. «…Ну, поехали», — приговаривал он при этом. Нелегко понять духовное пространство художника…
После этого мы вдвоем поехали к брату Шалдамбеку, он работал на протезном заводе на углу улиц Мира и М.Горького. Он ждал Жандоса после того, как починил нужные ему инструменты. Он поинтересовался, что мы ели. Спросил меня, как у меня дела и мои занятия. Увидев картину с надписью «Вечный огонь», он очень обрадовался и ненадолго задумался. По его глазам было видно, что он помнит войну, что мыслит глубоко и широко. Дядя Шалдамбек и тетя были примером не только для нашей семьи, но и для всех жителей села, как без колебаний принимать жизненную критику и преодолевать особенности жизни. Я бывал в хозяйствах совхоза, где бесчисленное количество кур и уток. Я думал, что это забота и терпение, вежливость, культура и благородство, которые я получил от отца и матери.
Интересно, такими должны быть только граждане, видевшие судьбу нашего народа в страшные 32-37 годы. Жители растущего и развивающегося колхоза «Талапкер» и жители западной стороны улицы были полностью переселены. Даже те, кто это видел, не верили. Вместе с людьми колхоза «Темирказык в селе Болтирик организовали колхозы «Андреевка» и «Хрущевка».
Хуже всего то, что насильственно выселенным гражданам не разрешалось выезжать из названных колхозов по собственному желанию, свободно общаться. Люди стали возвращаться в Чокпарский район только в 1953-1954 годах. Кто-то знает, где наши братья в нынешнем поселке «Болтирик», кто-то не знает. После завершения строящегося Дома культуры внутри обязательно будет музей, где будет показана история села. Всем ясно, что когда мы говорим: «железные люди», мы имеем в виду этих граждан. Мы также знаем, что многие были отправлены тайно узнать о благополучии братьев в Чокпаре холодной зимой. 69 лет мы не видели такой холодной зимы, последовавшей за теми страшными годами.
Я сказал, что начну стажировку на хлебозаводе, и попросил брата передать привет моему другу и сел в автобус. И 32-й автобус останавливался прямо там. Каждый раз, когда я прохожу мимо этого места, мне приходят в голову две сцены, первая — это первый раз, когда я увидел поэта Мукагали, и передо мной ожило стихотворение «Поэт уходит с улицы», а вторая — когда я попрощался с моим дорогим другом в последний раз. Выйдя из ночной смены, я не лег отдыхать, а утром пошел в гостиницу, где остановился мой друг. Утром он отправился в художественное училище имени Темирбека Жургенова. Я знал, что он примет участие в конкурсе, представив свои рисунки. Может потому, что я искал учебные корпуса, я потерял время. Приехав, я узнал, что Жандос сам определил, что концепция конкурса будет позже, оттуда отправился на вокзал и вернулся в село.
После той встречи Жандос ушел в армию, когда я приехал в село, он был в армии. Я ушел в армию до того, как мой друг вернулся.
Вспоминая Бакытбека, Бакыткула, Тилеуберди, Конысбека, Каната, то задаешься вопросом, вместе ли до сих пор эти ребята. Те, кто видел, как Бакытбек играет на бас-гитаре, сказали бы, что это был профессионал, музыкант с высшим образованием. А как же Бакыткул?.. Если вы скажете, что у Сакена красивое лицо, душа поэта, и он поет песни во все четыре октавы, ваше сердце дрогнет, и вы будете в нетерпении. Мы никогда не видели человека, который так пел поэму Мухтара «Гюль Даурен», изданную в семидесятых годах, как Бакыткул. Конысбек — чистый юноша с душой, как у маленького ребенка. Тилеуберди стал бы писателем, который пишет, выражает и рассказывает истории о событиях в селе. Когда мы собирались и пели, соседи стояли снаружи и слушали. Что касается Каната, каким будет сын легендарного Омарбека? Как вы могли видеть в фильмах, мы своими глазами наблюдали, как ребром голой ладони он разрезает газету так, словно режет ее бритвой.
Его помнят не только жители нашего района, его не забыли также жители Чечни, он обладатель темной, тайной, мистической силы, символ богатырей, существовавших между Амударьей и Волгой.
В одном из своих рассказов наш одноклассник Зибаш рассказал о душевном потрясении Жандоса, когда его младшего брата Амана отправили в армию. Одной из уникальных особенностей Жандоса является его талант художника, он мог полностью запоминать увиденные сцены и картины. Его любовь к книгам началась в шестом-седьмом классе. Каждый год у нас был профессиональный медицинский осмотр, и в это время он запоминал правые и левые буквы и названия букв на плакате и говорил их осматривающему врачу, не запинаясь. После этого, если я спрашивал, как он их запомнил, он рисовал мне буквы на плакате карандашом и говорил: «Я не знаю, как».
Когда я пришел из армии, все мои одноклассники вместе пошли к дому Шалдамбека, я вам говорил вначале. Сам я не мог сказать ни одного утешительного слова, ребята только сказали брату, что я из армии, рыдания и грустная тоска в горле не давали мне произнести ни слова.
Бакытбек, который был рядом с Жандосом, рассказал, как парень из нашего села всех троих сбил грузовиком, о чем я узнал из писем односельчан. Почему молодые люди балуются с техникой, не понятно, однако, к сожалению, такие случаи еще есть. Да, виновный был наказан, но к жизни молодого человека не вернешь. Тут я вспоминаю, что великий военачальник, французский император Наполеон перед походом посещал войска и отсылал поэтов и художников обратно домой. Как можно писать, что мечта отца и матери о женитьбе младшего сына обернулась страданием и горем. Огромная надежда, которую они ждали от младшенького любимца, испарилась в мгновение ока. Это не Великая Отечественная война, это не выполнение боевых задач в ограниченных зонах конфликта, а ситуация, случившаяся в мирной жизни, в глуши.
Самому написать этот мемориальный очерк было непросто, он понятен только человеку, потерявшему близкого друга. Таким образом, я решил записать «сорок лет тоски».
Я думаю, что он был одной из таких ярких звезд, как Шокан, Толеген, Султан-Махмуд. Для меня Жандос был яркой звездой. Когда я услышал о его гибели, я сделал вывод, что наш народ потерял будущего известного мастера кисти. То, что твой лучший друг из детства ушел рано, это незаполняемое, пустое пространство, и это я понял не глазами, а сердцем. Я это видел, я это чувствовал. Не секрет, что для полного понимания концепции дружбы необходимо иметь природный дар. Знал, наверное, только тот поэт, который пел: «Ты в раздумьях один остался…». Время от времени молюсь на кладбище в поселке «Темирказык». О дружбе можно говорить изо дня в день. В моем сердце великая концепция вечного ДРУГА поистине не имеет себе равных.
А.НЕСИПБАЕВ
